Содержание
«Светить лицом» здесь не принято
Вдоль забора с колючей проволокой цветет сирень: кремовая, палево-лиловая, светло-фиолетовая, как в ботаническом саду, разная по форме и аромату. Дорожки внутреннего дворика выложены фигурной плиткой. В бетонных чашах бьют фонтанчики. На мини-стадионе — аккуратно постриженный газон. Тренажеры куда разнообразнее тех, что стоят на спортивной площадке для работников уголовно-исполнительной системы по другую сторону «колючки».
— Санаторий МВД, — шутит кто-то из коллег.
На территории не видно никаких выцветших на солнце транспарантов типа «Найди свою новую дорогу», «Жизнь без труда — преступление», которые обычно украшают «строгие» и «общие» зоны.
Оно и понятно, «ограниченный контингент» в исправительной колонии №3 содержится непростой. Все люди серьезные, «из-под погон», бывшие милиционеры: от простых «пэпээсников», до старших офицеров, следователи, прокуроры, судьи, таможенники, налоговики, грушники, начальники угро, опера с опытом серьезной агентурной работы.
Все они ранее охраняли порядок и занимали высокие должности, звания и посты. Теперь же они БС — «бывшие сотрудники», зэки, одетые в черные хлопчатобумажные робы. Зона уравняла их, за исключением разве что сроков наказания и режима: общего, строгого и колонии-поселения.
— У нас можно найти практически любую статью Уголовного кодекса, — говорит начальник колонии Геннадий Баринов, поднявшийся до должности «хозяина зоны» с самых прапорских низов, пропахав с десяток лет в оперативном отделе, причем без интриг, подсиживаний и «волосатой руки» в верхах.
Сидят в «тройке» за экономические преступления, мошенничество, за «нанесение тяжких телесных повреждений», «превышение служебных полномочий», за убийства, изнасилования, разбойные нападения, вымогательства, получение взятки. Постояльцы из 24 регионов. Со сроками от 1,5 до 26 лет.
И если в советские времена существовала одна-единственная исправительная колония для осужденных сотрудников правоохранительных органов — в Нижнем Тагиле, теперь их пять: под Рязанью, в Иркутской и Нижегородской областях, в Печорах и в поселке Леплей в Мордовии.
На месте колонии в Скопине ранее располагался лечебно-трудовой профилакторий. «Исправляли» алкоголиков, отправляя работать на шахту №8 и завод ЖБИ. В перестроечные годы «хроников» сослали по месту прописки, а на базе ЛТП создали колонию строгого режима. В лихие 90-е служители закона стали все чаще предприимчиво, с выгодой использовать свое служебное положение. И потекли на зоны люди «из-под погон».
В сентябре 2000-го ИК-3 стала зоной для осужденных правоохранителей — «бээсников». Ведь попав в обычную зону, пусть даже на сутки, мало кто из них имел бы шанс проснуться утром живым и здоровым… «Прикончить мента выстроилась бы очередь из зэков с заточками», — консультировал меня в недалеком прошлом один из освободившихся зоновских долгожителей.
Отбывал наказание в ИК-3 и один из высоких чинов, по чьим учебникам учились студенты и курсанты юридических вузов. В его арсенале было также пособие «Как выжить в тюрьме». Оказавшись за решеткой, он внес в книгу существенные поправки и дополнения.
Я писала о многих колониях и не раз наблюдала, как зэки при встрече с журналистами по команде поворачивались к нам черными спинами и замирали по стойке «смирно». Таковы были правила.
Здесь же постояльцы с бирками на нагрудных карманах, где указана фамилия, инициалы, номер отряда, даже не опускают глаз. А взгляд у бывших служивых, брр, броню прожжет.
Ни одного хилого, сломленного, махнувшего на себя сидельца я не встретила. Все крепкие, накачанные, в начищенных ботинках, многие в ушитых по спортивным фигурам робах.
Здесь не сидят вдоль забора на корточках, не сверкают фиксами, не режутся «в козла», не чифирят по-черному. Ложки здесь не называют веслами, а тарелки — шленками. Здесь нет смотрящих и блатных. Неписаные тюремные законы-понятия в режимной зоне не прижились.
Когда навожу фотокамеру на осужденных, играющих в беседке в домино, все дружно отворачиваются. «Светить лицом» в «тройке» не принято. Дети и родственники многих здешних сидельцев уверены, что их отцы и близкие находятся в дальней командировке, «на спецзадании».

Почему отдельно
В советское время была только одна колония для сотрудников правоохранительных органов, которая располагалась в Нижнем Тагиле. С распадом СССР и криминализацией милиции и других силовых органов появилась необходимость создания новых «ментовских» зон. Сейчас в России насчитывается пять исправительных учреждений для бывших полицейских.
Как сидят менты на зонеЗачем создавать отдельные исправительные учреждения? Дело в том, что в обычной тюрьме так называемый бэсник (бээсник или просто БС – бывший сотрудник) не продержится и суток. Зеки, понятное дело, стражей порядка очень не любят. По криминальным понятием, убийство «мента» дает основания для попадания в более высокую касту.
«Швейка» уравняла все уставные отношения
Тюремный мир тесен. Обитатели ИК-3 встречают на зоне немало коллег и знакомых.
— Приехал — увидел, здесь «квартируют» ребята из нашего подразделения, — говорит Радислав Демченко. — На воле десять лет не могли собраться с сокурсниками, а в «тройке» встретились.
Хасан Вашаев также свиделся в ИК-3 со своим бывшим сослуживцем, получившим 8 лет за разбой.
— Отмечают на зоне День милиции, День работника прокуратуры?
— Я сам удивляюсь: казалось, человека предали, сдали свои же, кто стал неугоден начальству, а ребята службу все равно вспоминают с удовольствием. Милиционер, оперативник — это же не профессия, а образ жизни. О профессиональных праздниках вспоминают и за «колючкой».
— И злятся, и поздравляют друг друга, — говорит Геннадий Баринов. — Бывает, приходят, спрашивают: «Почему меня по приговору лишили наград? Я же их получил в районе боевых действий — в Чечне и Ингушетии». Что я мог ответить и тем осужденным, которые задавали вопросы: «Боевиков и военнослужащих федеральных сил амнистируют. А почему нас не освобождают?..»
Дни в колонии тягучие, как местный кисель. Каждое утро начинается «день сурка»: события прокручиваются по одному сценарию… Срок отстукивает в унылой промзоне пронумерованная швейная машинка. «Отрицаловкой» здесь и не пахнет, осужденные сами просятся на работу. При этом и в отрядах, и на производстве сидельцы поддерживают порядок собственными силами.
В ИК-3 бывшие опера, спецназовцы, прокурорские, особисты в столярке сколачивают беседки, делают тротуарную плитку и шьют спецодежду. За бывшим сержантом — затылок в затылок — сидит бывший полковник, один пришивает к куртке карманы, другой — втачивает в пройму рукава. «Швейка» уравняла все уставные отношения. Но делать монотонную работу не всем под силу.
— Я, как боевой офицер, умею нажимать на курок, он только в одну сторону стреляет. А швейная машинка туда-сюда, у меня нервы не выдерживали, — говорит Хасан Вашаев. — Пошел на прием к директору промзоны, объяснил ситуацию, меня посадили на оверлок, там строчить нужно только в одну сторону. Полегчало. 1,5 года проработал — и меня перевели в медицинскую часть, теперь совмещаю должности завхоза и санитара. Помогаю переносить больных. Здоровье есть, дух есть, страх потерял в Чечне.
Силовики – сила!
На «ментовской» зоне существует своя иерархия, каждая со своими нормами и правилами поведения. Высшей кастой здесь считаются бывшие сотрудники исправительных учреждений, тюремные оперативники, а также те, кто нес службу в СИЗО. Кроме того, «элитой» считаются оперативники уголовного розыска – то есть те, кто находился на «переднем крае» борьбы с преступностью. Считается, что это видавшие виды люди, резкие и строгие, а потому перечить им – себе дороже. В камерах они занимают положение смотрящих, их слово – закон для менее «престижных» каст.
Следующими в тюремной иерархии идут сотрудники силовых органов: спецотряды быстрого реагирования, ОМОН, спецназовцы, бывшие сотрудники оперативно-розыскных групп. Прошедшие такую «школу» люди, как правило, физически развиты, морально закалены и психологически устойчивы, способны постоять за себя.
Рекомендуем почитать- Каких людей на зоне больше всех уважают. Иерархия в тюрьме
- Женская тюрьма в России. Кому на зоне хуже всего живется
«Оперу работы в белых перчатках не сделать»
— Мы все-таки из одного окопа, — говорит 39-летний Хасан Вашаев, работавший старшим инструктором по боевой физподготовке чеченского ОМОНа. — Такое ощущение, что в нашей колонии собрана вся элита России, лучшие мозги. И опера, и адвокаты, и прокуроры — все порядочные и воспитанные люди. Все «подвешены в законах, в сыске». Бывает, что пропадает какая-то вещь в отряде, так наши умельцы до того тщательно расследование проведут, моментально вычислят, кто украл, в какое время, при каких обстоятельствах. Появление «крысы» у нас большая редкость. Вот у меня четыре года дорогие часы лежат на тумбочке, никто их не трогает.
Хасан осужден по трем статьям: за похищение гражданина Израиля с целью получения выкупа, превышение служебных полномочий и сопротивление при задержании.
— Мое уголовное дело смотрел бывший заместитель прокурора Краснодарского края, у него 29 лет стажа, так он был в шоке: как могли меня посадить, когда не было даже заявления от потерпевшего?
Хасан говорит, что дело на него «состряпали», 14 лет дали потому, что не признал вину. Послушаешь — в ИК-3 все сплошь жертвы «судебных ошибок», «подстав», «заказов».
— Тормознули фуру, которая подрезала нашу машину, тут же налетели сотрудники ФСБ. Фура была в разработке. Нам вменили, что мошенническим путем мы пытались завладеть контрабандным грузом, находящимся в машине. По совокупности с «превышением должностных полномочий» дали срок 6 лет. Оперу работы в белых перчатках не сделать, он всегда ходит на грани — шаг вправо, шаг влево… и ты уже «оборотень»!
— По статьям 285, 286 за «превышение служебных полномочий» можно посадить на раз, — соглашается начальник колонии Геннадий Баринов.
Радислав Демченко на воле работал в ГАИ Московской области.
В Балашихе пьяная компания, выезжая из кафе, совершила столкновение с его машиной.
— Вдобавок ко всему меня решили избить, я был вынужден применить травматический пистолет, — рассказывает Радислав. — Через три часа один из нападавших умер, я ему попал по касательной в голову. Получил 7 лет строгого режима.
— Я был сотрудником милиции, у меня было два так называемых подельника, — говорит Хасан Вашаев. — Мне дали 14 лет, они получили по 8 и по 9. Мне сказали: «За национальность 5 лет имеешь». Вот такая привилегия.
После полутора лет в Бутырке с 22 кроватями на 60 человек, сна в три смены ИК-3 показалась Хасану раем. Удивило, что в «ментовской» зоне сидят осужденные за изнасилования, в том числе малолетних детей.
— Один такой мой земляк, я его не признаю, руки никогда не подам. А еще у нас есть «фашисты», у кого полно наколок со свастикой. Как люди с нацистским мировоззрением могли работать в милиции? Что и кого они защищали?
— У вас с ними стычек не было в колонии?
— Они к чеченцам хорошо относятся, мотивируют это тем, что Гитлер к ним претензий не имел. У императора Николая II, оказывается, охрана была из чеченцев, они на Коране поклялись защищать его до конца и слово свое сдержали, все погибли, отстреливаясь от большевиков. «Фашисты» со мной здороваются, говорят: «Хайль Гитлер», — я им в ответ: «Гитлер капут!»
«Загрузить администрацию по полной!»
Солнце отбрасывает тень от сторожевой вышки. С заднего двора доносится злобная перебранка собак. Сквозь витки колючей проволоки просвечивает купол храма святителя Николая Чудотворца. Наваждение исчезает. Понимаем: мы на зоне.
Читаем выбитый на щите распорядок дня, сродни армейскому: подъем в 6 утра, физзарядка, заправка коек, завтрак, развод на работу, рабочее время, обед, вечерняя поверка, ужин, — — воспитательные и культурно-массовые мероприятия, на личное время — еще час, в 10 вечера — отбой.
— Никаких льгот, специальных удобств и пайков для наших осужденных не предусмотрено, все регламентировано законом, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов.
Заходим в столовую, на удивление, не чувствуем запаха гнили и хлорки, который обычно не выветривается из пищеблоков колоний.
Читаем меню. На завтрак зэкам предлагается: вермишель молочная, хлеб, чай. На обед: щи, каша пшенная с мясом, хлеб. На ужин: картофель с мясом, хлеб, консервы рыбные, кисель.
Заходим в один из отрядов. В комнате выстроились вдоль стен двухъярусные железные кровати, на полках — книги и иконы, на резных тумбочках — горшки с цветами. Никаких «евронар» и «европараш», а также отдельных номеров и перегородок, все дешево и сердито. Жилые бараки времен пугачевского восстания. Разве что стены выкрашены не в характерный для колоний ядовито-зеленый и коричневый цвета, а в оптимистичный персиковый цвет.
В прошлой жизни сидельцев были подчиненные и статус, они привыкли за собой следить, организованы, поэтому быстрее привыкают к жизни по режиму.
Понятно, что такому контингенту не крикнешь: «Кому не доходит через голову, постучимся в печень!» или «Кто считать не умеет, тому счетные палочки подгоним! Из резины…»
Службу в спецколонии работникам уголовно-исполнительной системы приходится нести как на пороховой бочке.
— Нас могут поднять по тревоге, если назревает драка, и в два часа ночи, и в пять утра, — говорит полковник внутренней службы Геннадий Баринов. — Одно время была напряженная атмосфера, когда сошлись на зоне непримиримые враги — бывшие дудаевские и масхадовские боевики, поддержавшие «газават» с бывшими омоновцами.
— Наши осужденные умны, изворотливы, «себе на уме», за плечами почти у каждого высшее образование, а то и не одно, — продолжает Геннадий Баринов. — В глаза будут улыбаться, а что творится на душе — потемки. Простые зэки более искренние. Наши же по любому поводу строчат жалобы прокурору. Думают, надо администрацию загрузить по полной программе, пусть отписывается и нас побаивается.
— Вот ты защищен? — спрашивает начальник колонии у своего зама по воспитательной работе Виталия Иванова.
— Нет, — с готовностью отвечает тот.
— А за каждым нашим осужденным стоят родственники, прокуроры, адвокаты… Вы не представляете, сколько правозащитников здесь перебывало!
Даже за «колючкой» многие из постояльцев «тройки» продолжают подсознательно считать себя ближе к администрации колонии, чем ко многим из товарищей по заключению.
По нисходящей
Ментовская иерархия на зонеСтупень «высших» среди «низших» занимают адвокаты. Среди полицейских уважения они обычно не имеют, поскольку считаются хитрыми и ушлыми пройдохами, не заслуживающими доверия. У многих оперативников свой счет к адвокатам, которые во время следствия и суда они обещали их вытащить, при этом брали за свои услуги порой весьма внушительные суммы. В итоге отвечают за таких нерадивых защитников их коллеги по профессии, волею судеб оказавшиеся в заключении.
Самой низшей «мастью» на «ментовской» зоне являются судьи и прокуроры. Этих силовики уважают еще меньше, поскольку считают их аналогом кабинетного чиновника, толком ничего не умеющего, зато завсегда готового «попить кровушки» у простого оперативника.
Именно из прокурорско-судейской среды в таких исправительных учреждениях формируется категория «петухов». Во избежание конфликтов администрация «милицейских» зон последние годы старается сажать «кабинетчиков» в отдельные камеры.
Вопросы и ответы
Источники
Использованные источники информации.
- https://www.vlasti.net/news/91643
- https://infovzor.ru/mentovskaja-zona-kto-tam-stanovitsja-avtoritetom-ierarhija-v-krasnoj-zone/